— Может ему налить? — толкает меня в бок Ленка, подливая абсент.

— Ему же только на днях шестнадцать исполнилось. Ему ещё рано. Да, Карл?

— Да, Дарья Андреевна, — лезет он в карман за папироской.

— Да и зачем ему наш абсент, — откидываюсь я к спинке стула. — Сейчас своего подорожника накурится и будет ему хорошо.

— А не угостите даму сигареткой? — наклоняется к нему Ленка, пока он подкуривает от своей шпажки.

— Не проси, нас не торкает эта полынь, — кошусь на Карла, который явно хотел исправить меня, что курит он не подорожник, — я пробовала. Сделай ему лучше бутерброд. Его сейчас на жрачку пробьёт.

— Да пусть ест, маленький, — тут же тянется Ленка к колбасе. — Такой он хорошенький, правда?

— Как ты думаешь он нас слышит? — улыбаюсь я.

— Не думаю, — уверенно качает головой Ленка. — Он же не настоящий. Правда, Карло? И ладно не томи, что там дальше-то?

— А дальше там такое началось, — выпускает он дым в потолок, словно только и ждал, когда мы дадим ему слово. — Прямо вот как в вашем кино, — показывает на телевизор. — Они вылетели, словно с неба спустились. Дамиан весь в белом на белом коне. Его Величество в чёрном — на вороном. И Его Сиятельство прямо с ходу подхватил в седло Катарину. А вместе с Его Величеством на коне была Мариэль. Но это мы знаем, что она его дочь. А для всех с ним на коне сидела маленькая девочка с огненно-рыжими волосами.

— И народ охренел? — округляет глаза Ленка.

— Сначала да. Все просто остолбенели. А потом он толкнул речь, и вообще светопреставление началось, — снова затягивается Карл, заранее мотая головой. — Мляяя, какая это была речь!

И я даже прощаю ему это «мля», чтобы не нарушать остроту момента.

— Не боги отвернулись от вас, а вы от богов, — распрямляет Карл плечи, изображая короля. — Вы доверяли свои молитвы тем, кто давно утратил истинную веру. Тем, кто искажал ваши слова. В чьих сердцах давно не осталось любви к своим прихожанам. Кто погряз в сытости и лени, в праздности и пороке. В их словах больше нет правды. И боги остались глухи к их лживым устам, — поперхнувшись, кашляет фей, перестаравшись с пафосом. — Ну, это я своими словами.

— Ну, мы понимаем, король там, конечно, покруче завернул, — подаю я ему пепельницу, улыбаясь.

— И он вроде говорил не долго, но остановился в том месте, где сказал, что боги послали им зиму в качестве испытания. «Истинна ли ваша вера? Докажите ли вы свою преданность? Преодолеете ли трудности?» — задрав голову, снова затягивается своей самокруткой Карл. — И вот тут кто-то крикнул: — Это же сами боги и есть! Ог и Орт! И с ними богиня, — шёпотом поддержали другие. И все как давай падать ниц. Прямо как жёлуди с дубов. Креститься, бить челом, умолять простить их за утраченную веру и клясться, что на всё пойдут ради милости божьей и прощения.

— Вот это представление, — не выдержав, всё же закуривает Ленка. Правда, свою тонкую сигаретку, не полынную.

— Вот это они отожгли, — отхлёбываю я абсент.

— Ещё как! — присвистывает Карл. — Там такой был экстаз! За Его Величеством в трясину пошли бы строем, поведи они людей туда, не то, что в новую веру. Не то, что гнать поганой метлой старых священников и власть центральной епархии, люди до Империи бы с вилами наперевес прямо в тот день дошли, так всех пробрало.

— А что он сказал про девочку? — глядя на часы, допиваю я до дна.

— В том то и дело, что ничего. И наши в лесу потом говорили, что король просто гений. Потому что все знают, что нельзя говорить про рыжую девочку. Но ведь её все без исключения видели, и как бы то ли на них снизошло знамение, то ли все теперь повинны в колдовстве.

— А была ли девочка? — подмигивает мне Ленка.

— Да, да, — кивает Карл. — Сначала всех мучил именно этот вопрос. Но задавать его боялись. И в то же время не могли не задавать. Но то было до того, как вы спасли Его Величество. Сейчас все знают, что она его дочь. И про вас тоже.

— Ну а в стране чем всё закончилось?

— Тем, что Абсинтия и её территории теперь не подчиняется власти Святой Церкви. Теперь главой нашей церкви назначен Дамиан. А ещё Его Величество провозгласил волшебство законным. И нам, и травникам, всем теперь дали равные права.

— Теперь людям можно жениться на феечках? — толкает меня в бок Ленка.

— Да ну тебя, дура, — отмахиваюсь я, зная к чему она клонит, но она сама заканчивает: — Но мне всё равно, пожалуйста, графа, а не маленького зелёненького человечка.

— Нам пора, — поворачивается на часы и Карло. — Вы готовы, Дарья Андреевна?

— А я достаточно пьяна? В стельку? — подозрительно смотрю я в пустой бокал.

— Сейчас проверю, — гордо взмывает фей в воздух и наставляет на меня шпагу. — Я же теперь совершеннолетний. Летаю куда хочу, как любой взрослый фей.

И приподнимает меня снопом зелёных искр над стулом.

— Судя по всему достаточно, — прихлопывает меня на место Ленка. — Точно не передумаешь?

— Точно, — кручу я кольцо из белого металла на среднем пальце. — Не могу я без него.

— Смотри, — качает головой подруга. — Он рвёт тебе душу письмами. Но готов ли к тому, что ты вернёшься? Ведь назад дороги нет. И всё теперь будет не так.

— В любом случае — это моё решение. Не его. Вот поэтому я ему и не отвечала. Не хотела давать напрасную надежду. Не знаю, получится ли у меня. Но феи обещали. И Барт.

— Его Величество очень тоскует, Дарья Андреевна, — тушит свою сигаретку Карл. — Не сомневайтесь.

— Погоди, погоди, — останавливает его Ленка. — А как выяснилось, что они с Катариной не женаты?

— Так очень просто, — берёт фей огромный бутерброд из Ленкиных рук. — Вышло тоже круто. Они спешились. И отец Томас давай типа оправдываться или угрожать, я толком не разобрал. И тогда Его Величество ему говорит, мол, вы венчали нас пред ликами богов и людей, но услышали ли вас боги? И протягивает руки свою и Катарины. А лента не завязывается. Представляете? Он её крепит узлом, пыхтит, затягивает, только убирает руки, концы распадаются, и она падает.

— Но мы то знаем почему? — толкает меня в бок подруга.

— А ты говоришь: может останешься, — встаю я. — Видишь, я считай замужняя женщина. А ты мне: куда, к кому.

— Ладно, ладно, жена декабриста, — встаёт она следом за мной. — Понимаю, шарфов уже навязала. Пора. А то начудят они там без тебя.

— Начудят, не сомневайся. Там ветрянка поди полным ходом. Зима опять же, — останавливаюсь я посреди комнаты и всё же вздыхаю.

— Волнуешься? — пихает заботливая подруга мне в собранную сумку палку колбасы.

— Лена, прекрати! Не факт, что я там Карла потом найду. Говорят же, никто не знает где и как я очнусь. Завоняется твоя колбаса.7bd7f6

— Вот по запаху и найдёшь, — упрямо застёгивает она замок, пока я одеваюсь потеплее. — А вообще сырокопчёная не один месяц хранится, так что «Цыц!».

— Надеюсь, это будет не как прошлый раз? — наматываю на шею сразу два шарфа, обращаясь к Карлу. — А то я до сих пор каждый день просыпаюсь в ужасе, словно у меня кинжал в животе.

— Нет, можно, конечно и кинжалом, но шпагой мне как-то удобнее, — разглядывает меня фей, сокрушённо покачивая головой. — Вы как на зимовку, честное слово.

— Так и у вас там не лето, — отмахиваюсь я. И не буду же я ему объяснять, что это просто подарки. — Всё! Я готова. Давай уже, прощаться, а то сварюсь.

— Ну, давай, подруга! Будет возможность — пиши. И если что, не поминай лихом, — обнимает она меня крепко.

— Давай! Ромку береги. Машину лучше продай, а то этот металлолом до его совершеннолетия не достоит. Ну или как хочешь. Не маленькая, разберётесь, — стискиваю и я её в объятиях.

— Разберёмся. Люблю тебя. Не забывай нас. Давай!

И сноп зелёных искр, словно заполнивший всю мою комнату, а потом всем этим потоком вонзившийся в грудь — последнее что я вижу в этом мире.

А, едва оказавшись в другом, делаю судорожный вздох.

Вернее, пытаюсь сделать, потому что вдохнуть у меня не получается. У меня словно каменные лёгкие, которые не хотят меня слушаться, впуская воздух тонюсенькой струйкой и причиняя мне невыносимую боль. Каменное тело, прислонённое спиной к камню. И совершенно неподъёмные руки, лежащие на деревянных как у Буратино ногах.