Я-то грешным делом подумала, что генерал в опале, а он походу выполнял какие-то тайные поручения. Зря только переживала, не перегнула ли я палку. Но то, что Его Вредоносность теперь даже не смотрит на меня, словно я в чём-нибудь провинилась, меня не просто расстраивает. Бесит!

А когда меня что-нибудь бесит, я не сижу сложа руки, я иду карать виновных. Ну или тех, кто попадается под горячую руку.

— Месье Ля Поль, — расшаркиваюсь я перед летописцем, явившимся пред мои карие Катькины очи.

И пока он там ставит свои кляксы и засыпает на ходу, отлистываю его тетрадь к процедуре консумации, как они назвали первую брачную ночь на своём протокольном языке.

— Вот эта «госпожа Ф.Ф., специально приглашённая» — тыкаю я пальцем в страницу. — Это кто?

— Её Сиятельство Феодора Фогетт, — подслеповато тычется старичок в страницу.

Вот это да! Маманя Дамианчика. Забавно.

— Значит, тётушка Его благословенно Величества, я правильно понимаю?

И то, что именно она присутствовала, когда Катарина «пискнула как мышка» должно меня радовать или огорчать?

— Да, — качает он головой, как болванчик, и давно забыв про мой вопрос рисует циферки в отведённых для наших жарких встреч с Величеством клеточках.

— Вот здесь ещё разочек в карете, — самостоятельно подрисовываю я единичку и пока он там размечает тетрадь для последующих встреч, выхожу в коридор. — Фелисия! — сотрясаю я замковые стены.

— Госпожа, — склоняет она накрахмаленный чепец буквально через пару секунд.

— Скажи мне, где найти Феодору Фогетт?

— Если изволите, Её Сиятельство сама явится во дворец. Могу послать хоть сию секунду.

— Да, великодушно попросите благородную сеньору, пусть она приходит завтра. Сверься с Марго куда там вписать её в мой плотный график. А сию секунду пусть мне приготовят ванну, постель и подарки, что доставили во дворец в честь бракосочетания.

В конце концов настоящая я новобрачная или нет? Муженька мне на ночь, судя по всему, опять не светит. Буду подарки перебирать. Хоть прикину, кто на сколько расщедрился. Да буду присматриваться к местной знати, прикидывать что тут у них к чему, раз чёртовы крокусы у них пока не цветут и не собираются.

И зря я попросила подарки. Ох, зря! После расслабляющих процедур в душистой ванне, вся чистая и готовая на всё, я вышла в свою комнату и её не узнала. Моя несчастная опочивальня стала похожа на музей «Поле чудес». Как и несчастному Якубовичу, мне доставили всё: от грузинских папах до банок с соленьями. От спелых фруктов в плетёных корзинках, до огромных коробок с нарядными бантами.

А делать нечего, сама напросилась. Но усевшись в тонком халатике посреди всего этого богатства, я только успеваю откусить пирожок, что принесли мне «перекусить» на ужин, как нарисовывается Карл.

— Дарья Андреевна, — прилуняется он она край ящика.

— Здорово, Карло. Будешь пирог? — протягиваю ему кулебяку, разглядывая приложенные к подаркам визитки. «О, Врелант! — выбито на кожаном лоскуте, привязанном к ящику. — Надеюсь, там не зловонная бомба?»

— Я знаю, как вам поговорить с Катариной, — удивляет меня феёныш дважды. Во-первых, с аппетитом откусывая пышное тесто, а во-вторых, сразу начав с главного.

— И как же? — приоткрываю я коробку от некой четы Тюсси.

— Вам нужно напиться. До беспамятства, — сообщает он с таким спокойным видом, словно мне надо зубы почистить.

— И всего лишь? — хмыкаю я, разглядывая премиленькое постельное бельишко. Ну, никакой фантазии у людей. Во всех мирах одно и то же. Свадьба — постельное бельё. Рождение ребёнка — подгузники.

— Да, — качает ногой Карло, не оценив моей иронии. — Только, не чего попало, как вы обычно делаете, а абсента.

— Вот ты засранец, а! — упираю я руки в бока. — Алкоголичкой меня считаешь? А ты в курсе, что Катька тебя подставила? В курсе, что не внешность она собиралась менять, а свалить отсюда на хрен?

— Нет, — воспринимает он новость на редкость равнодушно. — Свалить — это был первоначальный вариант. Но не вариант, как у вас говорят. Она передумала.

— Значит, коней вспотела, петухов подоила, что там нужно было ещё? Всё нашла, собрала, достала и передумала?

— Ну да, — пожёвывает он пирог. Куда в него только лезет, в такого тщедушного.

— Вот Катька твоя тогда пусть и пьёт абсент, чтобы со мной поговорить, — достаю я из очередной коробки шляпку. Какая прелесть! Кручу я в руках это нечто из искусственных цветов, перьев и бусинок на проволочках. — Она заварила эту кашу, она пусть и расхлёбывает.

Поднимаюсь и шлёпаю в ванную, чтобы примерить. Как же у них тут всё трудно. И это я даже не про все их заморочки. Про элементарные удобства. Вот зеркало — только в ванной. А чтобы нарядить меня поутру притаскивают какое-то переносное трюмо в полный рост.

— И кстати, ей же, наверно, тоже нужны были крокусы? — кричу я, пристраивая «эту прелесть» на голову. И оно ну никак не хочет садиться как надо. То сползает на глаза, то на затылок. После долгих усилий, я всё же с грехом пополам побеждаю и выплываю, боясь пошевелить головой, кокетливо зацепив шляпку за ухо. — Где она их взяла?

— Понятия не имею, — вместо Карла, отвечает мне король.

Вальяжно закинув ногу на ногу, он уже расположился за столом, провоняв всю комнату ужином и щедро разливая что-то из принесённой бутылки по двум бокалам.

— Ого! Бухаем? — присаживаюсь я напротив без приглашения.

— Тебе идёт, — даже не поднимает он глаз, делая вид, что занят исключительно подсчётом бульков. Свежая рубашка расстёгнута у него на груди. И вообще вид какой-то домашний. Волосы ещё не досохли и закучерявились. На покачивающейся ноге болтается тапок. И никаких рыцарских орденов, доспехов, оружия.

— В честь чего пьём? — снимаю и, тряхнув волосами, откладываю на край стола шляпку.

— За знакомство, — протягивает Его Загадочность бокал. И удивляет меня внимательным, немигающим, слишком пристальным взглядом.

«Пытаешься парализовать? Зачаровать, придушить, проглотить? Но опыт он такой опыт, милый. Подавишься».

Сколько раз пытались покорять меня такие самоуверенные удавы. Грозили неминуемым: то ли смертью, то ли сексом, то ли чем-то вечным до гробовой доски. Только этим всем меня уже давно не испугать.

— Дарья Андреевна, — представляюсь я, не дрогнув принимая выпивку.

— Георг Робертович, — усмехается он. И, стукнув о мой бокал своим, выпивает залпом если не всё, то добрую половину налитого.

«Да ты парень, походу, напиться решил?» — делаю я глоток. А винище вкусное. Не чета тому, что разливают из общих кувшинов.

— Ещё? — поднимаю бутылку с остатками сургуча и сгнившей от времени этикеткой. — Или я тебе уже нравлюсь?

— Ещё, — даже не улыбается Его Скучнейшество, подставляя бокал. — Расскажи мне о себе.

— Не состояла, не привлекалась, не участвовала. Родственников за границей не имею. Все книги в библиотеку сдала, — возвращаю его сосуд. — Но пока тебе нужно знать обо мне только две вещи. И первая — я терпеть не могу разговоры по душам.

Он отпивает ещё половину большими, жадными глотками.

— А вторая? — вытирает рот рукой.

— А для второй это вино слишком слабенькое.

— Тогда к Орту их, — встаёт он и протягивает мне руку. — И это вино, и эти разговоры.

Рывком подтянув к себе, впивается в губы жадным поцелуем, а потом, подхватив на руки, несёт к расправленной кровати.

Глава 26

Я почему-то жду, что он кинет меня сейчас на кровать, вдавит мордой в матрас, зажмёт рот, задерёт халатик и трахнет так, как он привык — грубо и жёстко.

Но он опускает меня на спину бережно, хотя терпения возиться с моими вещами ему явно не хватает. Но здесь уже я перехватываю инициативу — сама сдираю через голову одежду. Откидываю подальше и помогаю избавиться от его рубахи.

Боже, как мне этого не хватало! Вот этого голенького, горячего, живого. Этой гладкой груди, этой блядской дорожки волос, идущей вниз от его пупка до густых кучерявых зарослей. Руки, ласкающей грудь. Щетины, терзающей нежную кожу.