— Не смогла, — нервно дёргает она головой. — Да, не смогла. Потому что я могла спасти только одного. А кого бы выбрала ты? — сверлит она меня взглядом. — Аурелию? Короля, раненого проклятым клинком? Или их малышку?

Глава 63

— Твой выбор спит в соседней комнате, — отвечаю я.

— И если ты думаешь, что он был для меня лёгким, то сильно ошибаешься, — встаёт Эрмина и идёт к окну.

Долго стоит молча, сцепив за спиной руки и вдруг начинает смеяться. Зловещим гортанным смехом, от которого у меня без шуток волосы встают дыбом.

— У неё могла быть другая судьба, — перестав смеяться, резко поворачивается она. — Папиной дочки. Маминой любимицы. Завидной невесты. Счастливой жены. Но они охотились за наследником. Глупцы! Так боялись, что родится мальчик. Отравили Аурелию. А когда ребёнок всё же появился на свет, выследили короля, что пытался его спасти, выхватили ребёнка, но увидев, что это девочка, просто бросили её. Маленькая, недоношенная, совсем слабенькая девочка, которую отец согревал своим последним теплом, истекая кровью, — пересекает она комнату, и вновь садится напротив меня в кресло. — Помнишь, я говорила, что не могу вернуть жизнь, а только забрать смерть?

— Смерть однозначна, — повторяю я её слова. — А вот жизнь нет.

— У этой девочки могла быть совсем другая жизнь. Но её обрекли на смерть. И так сильно просчитались. Боялись всего лишь наследника, но в ответ получили богиню. Ради того, чтобы она жила, я отдала своё бессмертие. Теперь я такая же как все, — вытягивает она вперёд руку, рассматривая морщинистую кожу, — теперь я старею. И я думала это будет моей единственной проблемой — много веков ждать и дождаться, когда она родится. Но её отец умирает и не сможет её защитить. Я стара и боюсь не дожить даже до её совершеннолетия. Она родилась, но её сила так мала. И её будущее под большой угрозой.

— Значит, предсказание всё же сбылось? Столько жизней было брошено под поезд этого завещания. Столько судеб искалечено, чтобы пророчество сбылось. Только в него оказывается вкралась маленькая ошибочка: не наследник, а наследница.

— На староабсинтском звучит одинаково. Эрэдис. Но в силу устоявшихся правил никто и подумать не мог, что разговор идёт о девочке.

— Но разве это предсказание сделала не Аката?

— Старая Аката всего лишь прочитала его. Но тебе ли не знать, как странны порой её трактовки.

— Да, мне она сказала: «Наплачешься».

Нет, невольно вскидывая голову, с трудом вспоминаю я: «Поймёшь, когда наплачешься» или «Придёшь, когда наплачешься». А, какая уже разница!

— А мне про «метку жертвы», которой будет помечен тот, о ком говорится в предсказании. И я решила, что это просто клеймо, шрам на спине Георга, младшего сына короля. Но теперь я точно знаю, что у слова «жертва» был и другой смысл.

— Эти метки значат «смертник». Ими клеймят себя все наёмники, — расстёгивает Барт рубашку, показывая не татуировку, а состоящий из двух ромбов шрам на левой половине груди. — Чтобы, если будет ранен наёмник, его не спасали, ведь он сам подписал себе смертный приговор. Метки ставят на спине или груди. Тогда если в бою тебе отрубят ногу или руку, вместе с ней ты не потеряешь клеймо, и какой-нибудь сердобольный лекарь не возьмётся тебя латать прежде, чем благородного воина.

— Но у Георга немного другой шрам, — встаю я, чтобы посмотреть повнимательнее.

— Да, палач ставивший её будущему королю был настоящим художником. Или шутником. А феи сказали, что этот узор есть в вашем мире, его используют в какой-то игре, — вновь застёгивает он рубашку.

— Значит, с рождением Мариэль тебе пришлось решать ещё и задачу как спасти её отца от проклятья?  — снова сажусь я, обращаясь к ведьме.

— И не только. Ведь девочке нужны были силы. Магические силы. А значит, нужно было снять и запрет на перемещение нематериальных сущностей. Но сама я не могла это сделать.

— Феи?

— Да, запрет был установлен так, что только их родной магией можно его снять.

— Нет. Чёрт! Феи! — подскакиваю я, вдруг вспомнив кое-что про ветрянку. — Это совсем не связано с твоей историей. Она безусловно интересная, но, по-моему, у нас только что появились проблемы посерьёзней. Феи принесли Машке эти игрушки?

— Да, — кивает она.

— Но эта оспа не передаётся через вещи, только воздушно-капельным путём. Значит, кто-то из них уже подцепил её в нашем мире. Чёрт! И раз девочка уже заболела, у фей с учётом инкубационного периода, кто-то заболел раньше. Барт, поехали!

— А Мариэль?! — кричит она вслед.

— Ты знаешь как вернуть меня обратно в собственном теле?— разворачиваюсь я.

— Да. Думаю, да, — пожимает она плечами.

— Поклянись, что ты это сделаешь, — подходит к ней вплотную Барт.

— Это несложно, Барт, — хватаю я его за плечо. — Просто я должна быть мертва, чтобы вернуться. Но получится ли у неё меня оживить? Большой вопрос. Это же её любимая отмазка "не смогла". 

— Доверься мне, — похлопывает меня по руке Барт. — Я знаю, что делаю.

Он оттесняет Эрмину вглубь комнаты, и они говорят так тихо, что я не слышу ни слова.

— Да, Бартоломеус Актеон, — кивает ведьма. — Я обещаю.

— Не мучайте её, Дарья Андреевна, — разворачивается Барт. — Скажите правду.

Пройдя мимо меня, он выходит за дверь. А я вижу то, чего никак не ожидала увидеть: в глазах ведьмы блестят слёзы.

— Дети не умирают от ветрянки, Эрмина. Жизни Мариэль ничего не угрожает. Ещё несколько дней высыпаний будет становиться больше, просто прижигайте их. Потом они начнут подсыхать корочками и проходить. Не разрешай их сдирать и расчёсывать, чтобы не осталось рубцов, и они сами сойдут.

— И всё? — едва стоит она на ногах.

— Да, — киваю я и выхожу, когда Эрмину подхватывают служанки.

Схватив плащ, я выбегаю за Бартом на улицу, с ней даже не прощаясь.

— Как ты догадался, что Мариэль ничего не грозит?

— Я догадался даже о большем: королю смерть от ветрянки тоже не светит, — усмехается он. 

— Не стала бы я на твоём месте полагаться на свою догадливость.

— Я и не полагался на себя, только на вас. А вы слишком порядочны, чтобы торговаться жизнью ребёнка. И слишком любите Его Величество, чтобы так рисковать. А ещё... совсем не умеете врать, миледи.

— Ты кстати, тоже, — состроив ему гримасу, на ходу завязываю я плащ. — Но что ты ей сказал?

— Что с ней сделает Георг, когда узнает, какой ценой она хотела его спасти, — протягивает он мне руку.

— Не вздумай ему сказать, Барт! — демонстративно убираю я руки за спину.

— О, боги! Миледи, — укоризненно качает он головой. — Неужели вы думаете, он не знает как снимается проклятье? И вы не догадались почему он всем запретил с вами говорить? Думаете, от чего так старательно он пытается вас уберечь?

— Сволочи вы все! — гневно вскидываю я подбородок.

— Нет, — улыбается он. — Мы просто делаем то, ради чего рождены.

— И что же это?

— Защищать то, что нам доверено. Что дорого. Свою страну, родину, — останавливается он в шаге от меня, заставляя ещё выше задирать голову. — Дом. Семью. Любимую женщину. У нас это в крови. Мы иначе не можем.

— Ценой своей жизни?

— Здесь неуместен торг, — смотрит он так, что, клянусь, я сейчас позавидовала бы Марго. Нет, нельзя так глубоко заглядывать в эти синие глаза, в которых, не сойти мне с этого места, что-то изменилось с сегодняшнего дня. — Мы, кажется, куда-то торопились?

— Да, феи, — резко разворачиваюсь я и на всех парах устремляясь вниз по выщербленным ступеням.

— И вряд ли мы доберёмся туда быстрее, если вы свернёте себе шею, — едва успевает он меня подхватить.

— Чёрт бы подрал эту лестницу! Спасибо, Барт! — цепляюсь за его руку. — А что подъехать к замку никак нельзя? Только вот этими козьими тропами?

— С другой стороны есть дорога, но она давно заросла. Когда-то по ней поднимались и кареты, и повозки, не только всадники. По ней можно подъехать и сейчас, но она раз в десять длиннее этого пешего спуска.