— Вполне, миледи.

— Не надо набрасываться на неё как голодный пёс на кость. Девочки любят робкие прикосновения, вздохи, нежные поцелуи…

Что-то не сильно ли я разошлась? А то, судя по тому как Барт озабоченно хмурит брови, у него сейчас от переизбытка романтики предохранитель-то перегорит. Перемкнёт бедняжку, ещё подумает, что всё это может заменить полноценный качественный секс.

— В общем, проявите смекалку, генерал, — поспешно подвожу я итог.

Он долго думает, с трудом, со скрипом переваривая информацию.

— А на уличные бои её сводить можно? — покряхтев от неловкости, наконец, спрашивает он.

Бои? Теперь зависаю я. Это что? Кровавые сопли, играющие мускулы, потные мужики на арене? И я чуть не выкрикиваю: «А можно мне с вами?» Но потом обречённо выдыхаю. «Мне нельзя в Бельдяжки. Я женат». То есть мне нельзя на уличные бои, у меня муж в отъезде. А ещё куры не доены. Коровы не кормлены. Газоны не кошены.

— Сводите, Барт, — уверенно разрешаю я. — Но только в тот день, когда будете готовы перейти от поцелуев к чему-то большему. И я имела в виду не сыграть в шахматы.

Он довольно ржёт, запрокинув голову. И глядя на его волосатые ручищи, я почему-то радуюсь: да месье знает толк в извращениях. Он в курсе что такое шахматы. И, может, зря я даю эти наставления? Может, к чёрту цветочки?

Нет, прочь грязные мыслишки! Пусть ухаживает и точка.

— Расскажите мне про Фогетта, — так резко меняю я тему, что, осмысливая мою просьбу, генерал не успевает убрать довольную улыбку. — Мы были помолвлены, да? Почему? Когда? Зачем?

Надеюсь, он не получил приказ молчать. Надеюсь, Его Продуманности просто в голову не пришло, что я могу спросить об этом у генерала.

— Были, — видимо, мысленно сверившись с полученной инструкцией и не найдя запрета, наконец, выдаёт он. — После свадьбы Его Величества с Аурелией.

— Но мне было всего четырнадцать! — почему-то возмущаться мне сейчас вздумалось от имени Катарины.

— Да хоть четыре. Условия завещания были соблюдены. Король женат. А Лемье принял приглашение Его Сиятельства с радостью.

— Ещё бы он отказался! — подскакиваю я и, стукнувшись головой, приземляюсь обратно на краешек сиденья, потирая башку. — Его «порченная овца» пристроена. Да не просто куда-то, а в руки особы королевской крови. И как я к этому отнеслась?

— Как все девочки в вашем возрасте, — пожимает он плечами. — Посмеялись.

— То есть плевать мне было и на этого Фогетта? Сколько ему, кстати лет?

— Двадцать четыре, кажется.

— А Величеству?

— Больше, — хитро улыбается он. — Намного больше.

Ладно. Сюрприз будет. Гы-ы-ы. Или он не хочет меня смутить? Или мои откровения о своём возрасте пробудили в нём дипломатические замашки? Ну, пусть будет «намного». Не возражаю.

— Значит, тогда Фогетту было девятнадцать. И что потом?

— Ничего особенного. Вы с ним сдружились, когда стали приезжать во дворец к сестре.

— То есть Дамианчик тоже там постоянно тёрся?

— Да, вы, Дамиан, Аурелия. Вместе вам было весело. Даже Георг порой к вам присоединялся то поиграть в карты, то послушать книжку, что вы любили читать по очереди. Это было хорошее время. Безмятежное, радостное. Не без разногласий, конечно. Вы с сестрой часто спорили.

— Фелисия рассказала мне. Из-за религии?

— Да, уже тогда вы были со многим не согласны. Но Фогетт всегда вставал на вашу сторону. Можно сказать, снисходительно позволял. Возможно, списывая на ваш юный возраст. Возможно, не верил, что всё это всерьёз, — у него даже лицо прояснилось, расправилась хмурая складка между бровей, пока он это рассказывал. — Но это золотое время длилось недолго.

— Что же случилось потом?

— Беременность Её Милости Аурелии проходила очень сложно. Она стала постоянно болеть. Таяла прямо на глазах, словно все силы уходили у неё на ребёнка. Доктора всерьёз опасались за её жизнь. Георг с ног сбился, разыскивая лекарей, но всё было напрасно. Шако предложил даже прервать беременность.

— Но Его Величество не согласился?

— Нет, Её Милость была категорически против. Как Его Величество не настаивал, она осталась непреклонна. Она так хотела подарить ему сына.

— А в итоге он остался и без сына, и без жены?

— Это была девочка, — тяжело вздыхает Барт.

Я откидываюсь к спинке сиденья, чтобы он не видел моего лица. И не жалость к себе меня сейчас терзает. Бедный мужик! Любил король свою жену или нет, уже неважно. Хапнуть горя ему пришлось немало. Пережить, преодолеть, выдержать. И всё один. Всё молча. Всё в себе.

— Простите, Барт! — делаю я глубокий вздох, чтобы успокоиться.

— Да, тяжёлые были дни, — звучит его ровный голос.

— С той поры всё и разладилось? — снова высовываюсь я из окна.

— Да. И вы внезапно стали невестой Его Величества.

— А Дамиан отступил?

— У него не было выбора. Как и у Георга. Любой из браков признали бы незаконным, кроме этого.

— Но ведь Катарина уже была помолвлена!

— Но ведь не замужем. В день её совершеннолетия Его Величество сделал предложение. И накануне свадьбы она сбежала. Вот и вся история, Ваша Милость. И мы как раз приехали.

Скрежещут цепи, опуская подъёмный мост через ров вокруг замка. Конь Актеона в ожидании перебирает копытами рядом с окном кареты.

— Это нечестно! — выкрикиваю я.

— Мне кажется, пару часов назад вы сказали, что это банальность, а не проклятье, — мягко улыбается мне Барт

Он пришпоривает коня, чтобы первым заехать на мост.

— Всё могут короли. Всё могут короли. И судьбами земли вершат они порой… — звучит, удаляясь, его бас.

Но что ни говори, жениться по любви не может ни один, ни один король…

Глава 30

 Вот что за дурная привычка спорить. Выйдя из кареты, я и двух шагов не успела сделать по лестнице, а уже не согласна. И в этот раз с судьбой. С проклятьем, с ведьмой, с прогнозом погоды, с тем, что король женился не по любви.

Неправда, любил он Катьку, не надо «ля-ля». Или ему так казалось. Хотя… если совсем уж придираться, то венчали его всё же со мной, а не с Катькой и точно не по любви. Вот вечно эти ведьмы наведут тень на плетень, а оно может и выеденного яйца не стоит то проклятье. «Одно радует, — застываю я, так и не сделав третий шаг. — Раз наследнику обещано могущество, значит, как минимум он будет. А значит, надежда, что король будет жить, пока наследника не заделает — есть».

Никто тут и не думает сдаваться. И рожать наследников от Фогетта. Худая корова ещё не газель. А какой-то там родственничек — ещё не король. Тем более, что Мармеладик по рождению Фогетт, а не Рекс. Седьмая вода на киселе, в общем. Вычёркиваем.

— Генерал, — окликаю я Актеона, когда наши пути почти расходятся. Зря, добравшись вершины лестницы, он облегчённо вздохнул. Если он вздохнул. От меня так просто не отделаться. — Он знает, да? Что Катарина любила Фогетта?

— Есть очень много вещей, которые Он знает, Ваша Милость, — разворачивается генерал и начинает спускаться, безошибочно понимая, что мне ещё что-то нужно, — но которыми никогда и ни с кем не делится.

— Например, то, что жить ему осталось не больше года?

«Что?» — написано у Барта на лице.

— Отравленная рана в боку, которая его убивает.

— Нет, — качает он головой, словно я говорю глупости. — То есть, да, есть у него незаживающая рана, она постоянно вскрывается, и Шако борется с воспалением, но с такими ранениями живут годами. Если она показалась вам неизлечимой...

— Барт! Ты думаешь, мне просто так захотелось прогуляться по Мёртвому лесу до ведьмы? И уж поверь, я не из вредности решила сунуть туда свой любопытный нос. Георгу нужна её помощь. Если она, конечно, может помочь.

— Вы о чём, миледи?

— Барт, он умирает. Ему осталось жить не больше года.

— Нет. Я бы знал, — машет он головой так растерянно, что я охотно верю: сейчас весь мир рассыплется у него перед глазами на кусочки, когда он поймёт, что это правда.